— Ты солгал мне перед лицом Пантократора, — констатировал искупитель, бесстрастный, как смерть, что взымает дань без гнева и сожалений. — Ты умрешь, славный кавалер, Арфейл из Буржадов. Умрешь из-за женщины, чье имя даже не счел нужным запомнить.

В последнем отчаянном рывке барон коснулся деревянного столбика, и маг уже пролезал под брусом, подобрав дорогую мантию, расшитую серебряными нитями. Но было поздно.

Потом случилось много суеты, шумной и естественной там, где нет каких-либо регламентов с четкой росписью ответственных лиц. Покойника тормошили, пытались вернуть к жизни, поливали холодной водой и снимали куртку, «чтобы дать ему вздохнуть» невзирая на то, что дыхание мертвецам без надобности. Насильник подобрал копье и покинул ристалище, провожаемый многими взглядами. В основном гневными и неприязненными, однако, были и те, кто смотрел на копейщика с некоторым уважением, впрочем, таковых оказалось немного. «Дон Кихот» и еще человека два-три, все люди в годах. Женщины ахали, мужчины делали вид, что предвидели такой исход. К ристалищу торопился священник. Пантин бросил короткое «жду ближе к закату, посмотрим, как ты решала бы задачу» и ушел, потащив за собой Раньяна.

Елена решила, что с нее, пожалуй, хватит и, стараясь не попадаться на глаза волшебнику, начала выбираться из толпы. При этом указанный выше благородный рыцарь вместе со спутником энергично прокладывал себе дорогу к Елене. Женщина выпрямилась, собираясь достойно принять любую претензию. Когда троица оказалась на более-менее свободном пятачке, «Дон» приступил к делу без прелюдий.

— Это Барнак из Гигехаймов, гастальд в тринадцатом поколении, он странствует по Королевствам в юношеском поиске, — представил он молодого спутника, причем нестандартно, без точного указания титула, а также «цин» или «аусф»

Плечистый молодой человек вежливо и молча склонил голову, Елена оценила это — парень мог вообще плюнуть под ноги явной простолюдинке, но проявил едва ли не максимум почтения. Отчасти он был похож на Кая из бригады Сантели, сына герцога Вартенслебена — могучий, некрасивый, однако не лишенный обаяния. В Барнаке из Гигехаймов чувствовалось достоинство, за которое можно убить, не моргнув, однако нет смысла крикливо демонстрировать его каждому встречному.

Еще бы понять, что такое «юношеский поиск»…

— Алонсо Кехана, кавалер в девятом поколении, — назвал себя «Дон Кихот». — Я имею честь быть его наставником и опекуном.

Судя по плавному выговору, а также отсутствию в имени-фамилии «б», «г» и прочего гремящего рычания, седой происходил откуда-то с юго-востока, из самого бедного королевства, славного лишь свирепостью духа нищего дворянства.

— Благодарю судьбу за то, что свела нас, — Елена поклонилась существенно ниже, поколебалась мгновение, раздумывая, не назвать ли собеседников «исключительными», как высшую знать, но решила, что этих такой дешевой лестью не пронять. — Примите мое уважение, достопочтенные господа.

Судя по легкой улыбке на устах Алонсо, «Дон» понял и оценил красоту сдержанного приветствия.

— Это был прекрасный поединок, — все так же прямо взял быка за рога Кехана. — Я наслаждался каждым мгновением. А мой спутник, надеюсь, извлек из него практическую пользу.

— Я опишу для моего друга ваш восторг, думаю, ему будет приятна оценка, — снова поклонилась Елена и чуть-чуть расстроилась, все-таки некузяво прозвучало… Можно было сказать лучше.

Насильник застыл чуть поодаль, кажется в ожидании лекарки. На искупителя косились, указывали пальцем, но и только.

— Сегодня вы обрели могущественных врагов, — с той же прямотой сообщил седой наставник.

— Я знаю, — искренне вздохнула Елена.

— Если хотите, можете проделать остаток пути в нашей компании. Она не велика и не отличается принятой среди местной знати роскошью… — судя по сморщенному носу, Алонсо Кехана пристрастия к роскоши не разделял и не одобрял.

— Большая честь. К сожалению, нам нечем вас вознаградить за доброту и милосердие.

— Это бесплатно, — сдержанно улыбнулся седой. — Но если ваш сподвижник сочтет возможным, Барнак и я, мы оба взяли бы у него несколько уроков столь мастерского владения копьем.

— Вы могли бы спросить сами.

— Да, но это было бы не вежливо. Лучше, если такое предложение дойдет через посредника, доброго друга обеих сторон.

Елена промолчала, но в ее взгляде явственно читался вопрос: «а мы уже добрые друзья?».

— Мы не враги, — сказал Алонсо, безошибочно считав посыл. — И, насколько я понимаю, одинаково не уважаем размен воинской доблести на суетную глупость. По нынешним временам это уже почти кровное братство.

Женщина с трудом подавила одобрительную усмешку, сказано было и в самом деле хорошо.

— Я передам, — согласилась Елена и, обменявшись вежливыми словами напоследок, возможные будущие попутчики разошлись.

— Я слышал, — коротко произнес Насильник, дождавшись спутницу. — Согласен.

— Ты, может, не понял…

— Я все понял. Я согласен. Это хорошая компания, чтобы добраться до города. И я слышал про Кехану. Достойный человек.

— Правда?

— Дворян много. А прозвище «Верный слову» носит лишь один.

Елена взяла его под руку, и старик глянул на нее с немым удивлением.

— Не то, чтобы я была против… скорее даже за… — женщина запнулась, стараясь подыскать нужные слова. — Хочу понять одну вещь.

— Да? — Насильник вернулся к прежнему состоянию деревянной статуи, живой казалась только речь, исходящая из его уст.

— Ты говорил, что давно не делал добра. А он… — Елена ткнула пальцем в сторону арены, превращенной в место убийства. — То есть если его… это добро? Как все сочетается?

— Никак, — Насильник привычно уместил копье на плече. — Пантократор учит нас, что убийство не есть добро и быть им не сможет.

— А как же тогда… — Елена опять осеклась, поняв, что сейчас не лучший момент для теологического испытания веры искупителя. Учитывая ее собственное горячее желание глубже закопать подонка с красивым гербом.

— Убийство не есть добро, — повторил Насильник. — Но иногда оно может уменьшить количество зла в мире. Надо иметь мудрость, чтобы встретившись со злом, определить его и, поелику возможно, истребить. Увы…

Он вздохнул с искренним сожалением.

— Я не слишком мудр. И слишком часто позволяю чувствам одержать верх над Верой. Его смерть порадовала не мою душу, а сердце. Но… все равно было приятно.

— Тогда пошли завтракать, — предложила Елена, удивляясь, насколько просто и легко вымолвилась фраза. Как будто за спиной не остался остывающий труп. — Ульпиан захочет все узнать из первых рук. И у него есть жареный гусь. И… это…

— Чего?

— Обуйся.

— Ага, — согласился искупитель.

Глава 5

— Вот же непослушная коза! — в сердцах воскликнул Дед, рассекая кулаком воздух.

Кажется, старый медик готов был выразиться и пожестче, но в последний миг спохватился, чуть ли не хлопнул себя по губам.

— Может, целительный подзатыльник? — спросил он в пустоту.

— Сказку! — потребовала Лена, заворачиваясь в одеяло, как в гнездо. — Сказку хочу!

— Я тебе уже рассказал, — возмутился Дед. — Две!

Для наглядности он потряс кулаком с двумя пальцами, выставленными на манер «виктории».

— Так третья же! — с праведным гневом указала девочка. — В сказках всего по три! Значит и сказок тоже надо рассказывать по три. А то не считается!

Уловив нужный момент, маленькая манипуляторша оперативно сменила тактику. Предварительно накалив обстановку, она в одно мгновение превратилась из фурии в очаровательную крошку, состроила умильную рожицу в стиле Кота из «Шрека», играя на контрасте.

— Ну, деда-а-а… — протянула она специальным просительным голосом, каждая нотка которого была отточена долгой практикой. — Ну, пожа-а-алуйста, ты же такой хороший!

— Какое все-таки хулиганистое создание.

Лицо старика выражало гнев и сердитость, однако на тонких губах под ниточкой усов скользил едва заметный отблеск сдерживаемой улыбки. Леночка, по крайней мере, раз в неделю предлагала деду побриться, аргументируя тем, что без усов он будет совсем красивый, в ответ пожилой военврач говорил слова, которые по всеобщему мнению ребенку слышать не следует.